Если и в самом деле апостол Павел был мал ростом, то на нем оправдалось мнение, что в малом теле нередко бывает истинно великая душа. Благодать, без сомнения, преобразовала и усовершенствовала в нем дары природы, но эти дары и сами по себе были весьма велики. Нет ни одного качества, потребного для великих умов и великих характеров, коего не усматривалось бы в Павле. Святитель Иоанн Златоуст равнял его по естественным дарованиям к любомудрию с Платоном - сравнение неопределенное, ибо и тот и другой действовали при совершенно различных обстоятельствах: один во свете Духа Божия, другой - при слабом светильнике разума, но то несомненно, что гений Павла, если бы Промысл судил ему явиться под небом Греции, не потерялся бы в толпе последователей Платоновых, и к списку греческих мудрецов прибавилось бы еще одно великое имя.

Характер Павла есть характер вселенского учителя, характер посланника Божия к роду человеческому. "Когда, - витийствует святитель Иоанн Златоуст, - ты скажешь Апостол, то все разумеют Павла, точно так же, как при имени Креститель всякому приходит на мысль Иоанн". У Павла все служит на пользу Евангелия, к славе Божией: и довольство, и нищета, и похвала, и поругания, и свобода , и узы, друзья и враги, жизнь и смерть. Перед ним, как пред Богом, Коего он посланник, нет ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужеского пола, ни женского - все едино во Христе Иисусе. С язычником - он язычник, беседует о естественной религии, ссылается на их поэтов, прощает им годы их неведения об истинном Боге; с иудеем - иудей, рассуждает о знаменовании обрядового закона, совершает обеты, соблюдает различие яств, предписанное законом; со слабыми совестью - слаб, умеряет свободу христианскую, воздерживается от идоложертвенного, хотя совершенно уверен, что идол есть ничто. Но во всех случаях виден учитель истины, образец нравственной чистоты, сосуд благодати. "Не погрешит тот, - говорит святитель Иоанн Златоуст, - кто назовет Павлову душу морем и небом: небом по чистоте, морем по глубине. В сем море нет драгоценных зерен, но есть вещи, драгоценнейшие всякого перла. Кто пожелает углубиться в сие море, тот найдет в нем все сокровища, кои сокрыты в Царстве Небесном".

Ни один из Апостолов не оставил нам столько писаний, как Павел. Его четырнадцать посланий всегда признавались Церковью за источник истинного христианского учения. По некоторым особым обстоятельствам Послание к Евреям приписывалось другим авторам, впрочем, без достаточных на то оснований. О принадлежности же прочих посланий никогда не было спора. Древние еретики, поражаемые истинами, в них содержащимися, старались искажать некоторые места, но эти повреждения были немедленно замечены, обличены и нимало не повредили подлинности Павловых посланий.

О внешнем образе изложения своих мыслей Павел сам им дает отзыв, когда говорит, что слово и проповедь его состояли не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1 Кор. 2, 4). В другом месте он даже называет себя невеждою в словах (2 Кор. 11, 6). Без сомнения, он разумеет здесь то буйство проповеди, коим благоволил Бог спасти мир, непознавший Бога в Премудрости Божией, то немудрое Божие, которое премудрее всех человеков (см.: 1 Кор. 1, 21, 25). Впрочем, хотя Павел не заботился о том, чтобы польстить слуху и вкусу тех, к кому он писал, но естественный дар красноречия, освященный Духом Божиим, никогда не оставлял его. Нет почти ни одного украшения мыслей и слов, для которых не находилось бы прекрасных образцов в Павловых посланиях. Из них одних можно извлечь все правила для церковного витийства. Лонгин, не будучи христианином, ставил Павла за красноречие в один ряд с лучшими греческими витиями.

Нелишне заметить, что Павловы послания писаны не им самим, а писцом, которому они были продиктованы (см.: Рим. 16, 22). Павел только имел обыкновение подписывать собственноручно в конце Послания приветствие, что служило отличительным знаком, подтверждавшим истинную принадлежность писаний ему (см.: 1 Кор. 16, 21; Кол. 4, 18). Причина этого, по сказанию святителя Иоанна Златоуста, состояла в том, что почерк его был весьма неисправен и нечеток.

О Вознесении Павла так говорит святитель Епифаний Кипрский: "Еще и другую книгу вымыслили каиниты под именем Апостола, исполненную нестерпимых соблазнов, находящуюся в употреблении и у тех, кои известны как гностики. Называют же ее Вознесение Павла. Поводом к таковому подлогу послужили слова, взятые ими из Второго послания к Коринфянам, где Апостол говорит, что он восхищен был до третьего неба и слышал там неизреченные глаголы (см.: 2 Кор. 12, 2). Из сих-то глаголов, по их уверению, и составилась оная книга". Блаженный Августин также знал эту книгу, равно как и подложность ее. "Некоторые из людей, живущих в духе, - замечает он, - достигли того, о чем человеку и говорить нельзя. Сообразно такому случаю пустые люди с неимоверной дерзостью сочинили Вознесение Павла, которое было отвергнуто Церковью, как исполненное самых нелепых вымыслов. Еще была бы отчасти сносна их дерзость, если бы Апостол сказал, что он слышал то, чего покамест нельзя говорить человеку, но когда он без оговорок возвестил, что человек не может говорить о том, что им слышано, то кто сии люди, кои дерзают так бесстыдно и нелепо говорить об этих предметах?" Более о Вознесении Павла ничего неизвестно.

О Деяниях Павла и Феклы упоминал еще Тертуллиан. Он же говорит, что сочинитель их - один азиатский пресвитер, который, будучи уличен в подлоге, признался, что он сделал его из любви к Павлу. Деяния эти дошли до наших времен с некоторыми дополнениями и изменениями. Содержание их составляют: чудесное обращение Павлом Феклы, мученичество последней и множество чудес, его сопровождавших. Основою этого сочинения могло быть и истинное происшествие, ибо многие из древних писателей в своих творениях упоминают о первомученице Фекле.

Послание к Лаодикийцам состоит из двадцати стихов - так ленив был его сочинитель, несмотря на всю свою охоту писать за других! И эти двадцать стихов суть не что иное, как буквальные выборки из других Павловых посланий, так что нельзя отыскать произведения, которое было бы по своему содержанию более незначительнее этого Послания. Блаженный Иероним знал его и почитал подложным.

Кроме этого, на армянском языке есть два письма - одно Павлу от Коринфян, другое - к ним от Павла. Сочинитель думал, без сомнения, восполнить мнимую потерю Павлова Послания, которого, по-видимому, никогда не существовало (см.: 1 Кор. 5, 9).

Сами подложные сочинения, нами перечисленные, показывают уже, что имя Павла еще в первые века христианства было именем, вызывающим уважение. Из одних названий, коими христианские писатели старались выразить величие и доблесть Павловой души, может составиться целое Слово в похвалу этому Апостолу. Церковь присвоила ему вместе с Петром наименование первоверховного, но по апостольским трудам всегда признавала его первым из Апостолов. Святитель Иоанн Златоуст, кажется, никогда не был так красноречив, как тогда, когда рассуждал о Павле. Он написал ему несколько похвальных Слов, с особым тщанием изъяснял его послания, называл его своим учителем, посвятил ему (если верить преданию) свои толкования на Священное Писание, весьма часто и в беседах, и в других сочинениях обращался к Павловым деяниям, подражал ему в образе мыслей и в самих выражениях. Вот слова, которыми он заключает свое толкование на Послание к Римлянам и которыми столь же прилично будет и нам заключить Павлово жизнеописание:

Желал бы видеть я прах и оного сердца, которое всякий может смело, не погрешая, назвать сердцем вселенной... Так пространно было сие сердце, что могло вмещать целые города, племена и народы. Сердце наше расширено (2 Кор. 6, 11), - говорит он... Сердце, которое жило новою, а не этою нашею жизнию: уже не я живу, - говорит он, - но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). Итак, сердце Павла было сердцем Христовым, скрижалями Духа Святаго, книгою благодати...

Желал бы видеть я и прах рук, узами связанных, возложением преподававших Духа Святаго, написавших сии строки: видите, как много написал я вам своею рукою (Гал. 6, 11), оных, говорю, рук, увидев которые, ехидна упала в огонь.

Желал бы видеть я и прах очей, претерпевших счастливую слепоту и снова прозревших для блага всего мира, удостоившихся видеть телесно Иисуса Христа, очей, кои земное видя, не видели, а созерцали невидимое, кои сна не знали, в полунощи были бодры, в коих не было никакой зависти.

Желал бы видеть я и прах ног, кои не утруждаясь проходили вселенную, которые были забиты в колоду, но освобождены землетрясением.

Но для чего исчислять все в подробности? Я желал бы видеть гроб, в котором положено оружие правды, оружие света, члены теперь живые, но мертвые тогда, когда он (Павел) жил, в коих всех жил Христос, кои распяты были миру, члены Христовы, во Христа облеченные, храм Духа, жилище святыни...

Все сие представляя, будем стоять мужественно, ибо и Павел был человеком одной с нами природы, имея все то, что есть и у нас. Но так как он показал величайшую любовь к Иисусу Христу, то взошел превыше небес и находится теперь среди Ангелов. Таким образом, если и мы решимся восстать от духовной недеятельности и оживить в сердце нашем этот огонь любви, то и мы в состоянии будем подражать сему праведнику. Если бы это было для нас невозможно, то он не воскликнул бы, говоря: подражайте мне, как я Христу (1 Кор. 4, 16). Итак, не будем только лишь удивляться Павлу, но будем и подражать ему, дабы, по отшествии из сей жизни нам удостоится узреть его и разделить с ним неизреченную славу, которая да будет уделом всех нас, по благодати и милости Иисуса Христа, Коему со Отцем и Святым Духом слава, честь и держава ныне, всегда и во веки веков. Аминь".

Жизнь в иудействе

Обращение в христианство

Время обращения Павлова

Первые подвиги Павла по обращении

Первое апостольское путешествие Павла

Второе апостольское путешествие Павла

Третье апостольское путешествие Павла

Узы Павла в Иерусалиме

Плавание Павлово в Рим

Первые узы Павловы в Риме

Четвертое апостольское путешествие Павла и последние узы в Риме

Замечания, касательно внешнего вида апостола Павла, его природных дарований, характера, писаний подлинных и подложных, уважения к нему Отцов Церкви и особенно святителя Иоанна Златоуста