Безумный Петербург. Рассказывает Лев Лурье.


Петербург издавна позиционирует себя как город умалишенных. Наши безумцы - естественное достояние северной столицы, интегральная часть городской культуры, как парижские клошары или уличные музыканты Нью-Орлеана. “Петербургский текст” русской культуры начинается с двух безумцев - Евгения из “Медного всадника” и Германна из “Пиковой дамы”, продолжается Поприщиным “Записок сумасшедшего”, князем Мышкиным из “Идиота”, странными героями “Петербурга” Белого, а заканчивается хармсовскими старухами и довлатовскими пьяницами. Литература лишь слепо плелась за реальностью. Эксцентрический и страшный Петр Великий начинает чреду императоров и императриц, среди которых и несчастная алкоголичка Екатерина I, и порочный подросток Петр II, и умственно отсталая Анна Иоанновна, и инфантильный Петр III, и нимфоманка Екатерина II, и параноидальный Павел. Да и Александру I с его душевными травмами советы психоаналитика были бы нелишни.


Главная месточтимая святая Ксения Петербуржская - была юродивой, сорок пять лет бродившей по Петербургской стороне в одежде покойного мужа под его же именем. Столь же далеки от благословенной нормы судьбы петербургских литераторов: отравившийся “царской водкой” Радищев, неврастеник Лермонтов, эпилептик Достоевский, мазохист Тургенев, меланхолический Гаршин, алкоголики
Лев Мей, Глеб Успенский и Константин Фофанов... И не были ли странный “брак втроем” (Гиппиус - Мережковский - Философов) или радения символистов на башне Вячеслава Иванова следствием психопатических сторон личности петербуржцев “серебряного века”.

Сиятельные идиоты


Но в Петербурге всегда было место милым городским сумасшедшим – своеобразным городским шутам. Вот, принц Александр Ольденбургский – владелец Гагр и покровитель микробиологии. Это был человек добродушный, но отличавшийся феноменальной, выходящей за все рамки глупостью. Рассказывает издатель “Нового Времени” А.Суворин: “Он бегал по кабинету и бранился. Вдруг остановится и скажет:
- А ведь Анюта спит. Знаете, граф, Анюта спит.

И опять начинает бегать и браниться, потом к колокольчику подбежит. Входит лакей.

Лакей уходит. Принц опять бегает и бранит министров и славословит себя. И так несколько раз. Вдруг ударил себя по лбу.

И он побежал класть в жопу лед”.


Герцогиня Анастасия Лейхтенбергская примечательна была тем, что днем спала, а ночь посвящала восьми собакам. Ее повара готовили им куриные печенки на сливочном масле, и псы еженщно потребляли триста бисквитов.

Фольклорные дураки


Но светские дураки, наподобие Ипполита Курагина из “Войны и мира”, смешили и радовали только большой свет. Простонародье знало юродивых уличных - почти фольклорных. Как и сейчас, их обиталищем был Гостиный двор.


Во времена Николая I тамошнее купечество почитало некую Аннушку. Смолянка, она была в девичестве брошена женихом - гвардейским офицером. Она уехала из Петербурга и явилась сюда уже юродивой. В лохмотьях собирала она на Садовой и Невском милостыню, заводила ссоры с прохожими, бранилась с извозчиками и нередко их поколачивала суковатой палкой. Ее почитали за то, что она предсказывала судьбу и правильно предугадала получение архимандритом сана епископа. Умерла Аннушка в Охтинской богадельне, загодя предугадав время смерти. Похороны на Смоленском кладбище собрали толпу. Несколько позже Гостиный умиляла другая пустосвятка но прозвищу Макарьевна. Она шлялась по галереям в странном одеянии: черном подряснике с ременным поясом, в иерейской скуфье, с пучком минных восковых свечей в одной руке и массивной тростью (под названием “жезл иерусалимский”) в другой. Она прорицала как пифия, больше иносказаниями, и пользовалась среди купечества таким почетом, что на свадьбах садилась за стол с духовенством. В банях из купчих она изгоняла бесов любострастия, привораживала и снабжала приворотным зельем. Юродство Макарьевны было отнюдь не бескорыстно - дочь она выдала за квартального надзирателя, дав за нее двадцать тысяч приданого.

Время сумасшедших


К началу XX века число целителей и блаженных росло экспотенциально. На Охте объявилась местная богородица, в Волынкиной деревне излечивал прикосновением и прорицал Амвросий, появились десятки лжелекарей, обещавших излечить любого индийским бальзамом, повысить потенцию впрыскиванием некоего “спермина”, увеличить объем груди.


Еще один тип с безумца - безумец политический. Причем таковые встречались на обеих границах политического спектра: от гимназистов, готовивших покушения на классных наставников, до офицеров, готовых изрубить шашкой любого, кто непочтительно относится к императору. Символом монархического безумия стал правый думский депутат от Бесарабии Владимир Пуришкевич. Он был ругатель, хам, бросал в противников предметы и бесконечно выступал с речами, в которых обличал заговоры и пороки.


Сумасшествие заразительно: сторонники и противники Пуришкевича вступали в конфликты. Из газет: 13 марта 1911 года в поезде между Санкт-Петербургом и Любанью присяжный поверенный Утехин, коснувшись в приватном разговоре Пуришкевича, обозвал последнего нехорошим словом. Кичурин (торговец хлебными товарами), бывший не трезвым, затеял с оскорбителем драку. Утехин вырвал у Кичурина клок из бороды, потребовалось вмешательство пассажиров. Их разняли, но спустя некоторое время Кичурин подкрался к Утехину сзади и ударил того по голове. Утехин в ответ ударил Кичурина ногой в живот. В Любани они помирились.


1917 год явил массовое революционное безумие. В советское время количество городских сумасшедших снизилось. Коммунистическая власть блюла норму. Ровные полешки лучше горели в топке коммунистического строительства, а любая странность рассматривалась как патология. При Андропове нелояльность рассматривалась КГБ как форма ненормальности.

Возвращение


Но к 70-ым сумасшедшие вернулись на Невский проспект: господин в поношенной черной тройке с беретом и хризантемой в петлице, меривший проспект быстрым шагом в любую погоду, старушка в старорежимной шляпке с облезлым шпицем, заговаривавшая с прохожими по-французски, ветеран Балтфлота, утверждавший, что опоздал на поезд в Гатчину и потому просивший вспомоществования. Расплодились поклонники таинственного (прежде всего искатели пришельцев), фанатики рождения детей в воде и моржевания. Ослабевшая власть махнула на них рукой.


Толерантность к безумцам обозначала скорую общую толерантность...

К списку статей