Назад к содержанию книги.

СИНДРОМ АТЕИЗМА

 Атеизм и атеист — неравнозначные величины. Атеизм — это идеология, атеист — человек со всей сложностью человеческой личности, с многомерными измерениями и меняющимся потенциалом его душевного содержания. Человек — объект нашей любви, существо, предназначенное для вечной жизни, у которого до самого дня его кончины не отнята возможность обращения к Богу.

Атеизм — ложная идея, религия, вывернутая наизнанку, вера в нуль. Атеизм — философский и нравственный тупик, поэтому любовь к атеисту как к человеку заставляет еще более глубоко отрицать атеизм. Атеизм — это не мировоззрение, а мироощущение, но оно использует материализм, чтобы посредством его интерпретации стать идеологией. Однако не атеизм возник из материализма, а скорее материализм возник из него.

Атеистический материализм — религия смерти. Какие нравственные и философские идеи может дать материалистическая космология? Например, теория “пульсирующей Вселенной”: из некой точки сверхплотного вещества или из невещественного динамического вакуума возникают миры и разбегаются в пространстве. Космос растягивается, как пружина, до тех пор, пока не дойдет до определенного этапа, а затем начинается обратное движение к тому центру, из которого произошел мир. Снова материя собирается вместе и сжимается в сверхплотное вещество или в энергетический потенциал. Опять расширение и сжатие Вселенной, и так до бесконечности. Все обречено на уничтожение: не только жизнь человечества, но и все формы космического бытия, даже молекулы, атомы исчезают в сверхплотном веществе. Каково место человека в этом мире, в этой огромной чудовищной машине, которой нет дела до него, где только конвульсии и судороги возникающих и гибнущих миров? Где плоды человеческой цивилизации, нравственности? В бездонной могиле, в обреченной на уничтожение метагалактике...

Нельзя не отметить, что образ возникающей из точки и возвращающейся в точку Вселенной поразительно похож на “день” и “ночь” Брамы. И здесь, как в индийской мифологии, на сферической поверхности Вселенной танцует многорукий Шива, увешанный человеческими черепами. Материалист Бюхнер утешал своих последователей, что они по смерти не исчезнут, а превратятся в космическую пыль. Теория пульсирующей Вселенной лишает их даже такого жалкого утешения.

Атеисты придерживаются гипотезы о структурном сходстве и однородности материи как в пространственных измерениях, так и во внутренней структуре вещества. Иначе им пришлось бы столкнуться с мыслью о возможности существования духовных миров с духовными разумными существами, то есть перестать быть материалистами. Гипотетически они еще могут допустить антипод материи, но не как духа, а как той же материи с противоположными свойствами. Но это в принципе не меняет их позиции. Учение об аналогиях между макромиром и микромиром, выраженное еще в античные времена и используемое современными учеными для модели атома в системе, аналогичной планетной, приводит в философском плане к самым странным и страшным возможностям. Возможно, все видимые миры находятся внутри огромной молекулы, в теле какого-то сверхкосмического гиганта, а в кончике человеческого волоса находятся микрогалактики со своими солнечными системами, своими формами жизни и сознания, своим измерением времени. Атеист Ленин писал, что материя неисчерпаема. Другой атеист, Брюсов выражал мысль, что в атоме скрыта “Земля, где пять материков”. Это уже похоже на театр абсурда. Если у человека нет души как простой неделимой субстанции, то кто же тогда человек, каково же место его во Вселенной? По космологии атеистов, космос — это движение из никуда в никуда.

Материалистическая антропология — это такой же философский и нравственный тупик. Кто такой человек? Конгломерат атомов и молекул, управляемый системой биотоков, типовая структура, передающаяся по наследству? Почему конгломерат атомов и молекул должен быть объектом любви? Как он может претендовать на знание истины? Что же тогда человек? Если он вещество, организованное особым образом, то вещество его тела беспрерывно изменяется. Каждое мгновение умирает и возникает миллион клеток. По прошествии нескольких лет меняется весь состав организма на молекулярно-атомном и клеточном уровне. Что же тогда человек — электрическая система? Но материалисты утверждают, что биотоки и другие формы энергии имеют субстратом вещество. Значит, человек — это некий структурный план, для которого вещество и энергия только материал.

Атеисты пользуются услугами теории эволюции, которая, особенно в интерпретации Дарвина, объявляет борьбу за существование движущей силой прогресса. Чем жестче борьба, тем быстрее проходят существа стадии эволюции, тем более качественен естественный отбор. По Дарвину, эволюция и прогресс — это победный марш победителей по трупам побежденных.

Так, мы сами существует потому, что наш отдаленный предок имел “полезное свойство” — массивную челюсть и умел перегрызть в схватках горло своим соперникам.

Принцип эволюции является философским тупиком. Эволюция рассматривается как постоянный процесс, значит, через N-ное количество времени мозг будущего человека будет превосходить мозг человека нашей эпохи по своей структуре, как мозг современного человека превосходит мозг орангутанга или гориллы. А будущей цивилизации наше время покажется темным варварством.

Атеизм не содержит в себе нравственных идей. Я вовсе не хочу сказать, что все, называющие себя атеистами, безнравственны, но их нравственность слагается вне атеизма и вопреки ему.

Теория эволюции учит, что нет четкой границы между неорганическим и органическим миром, между неживой и живой природой. Что же тогда убийство человека? Разрушение структуры, метаморфоза вещества, переход из одного состояния в другое? Если нет границы между живым и неживым, то что отнято убийцей у его жертвы? Какая идея, вытекающая из атеистического эволюционизма, может остановить руку убийцы и убедить его, что он совершает преступление? Нам могут возразить, что хотя границы и нет, но разница состояний живого и неживого фактически существует и мораль атеиста может быть благоговением перед фактом жизни во всех ее формах. Эта мораль является не выводом эволюционизма, напротив, она не соответствует ему, а взята из другого источника, из буддизма и джайнизма.

Вместо умерщвленной веры в Бога атеизм хочет создать свою религию. Первый вид такой религии — “благоговею перед жизнью”. Второй вид — “благоговею перед человеком”. Выразителем первого вида религии является Будда, второго — Кант. Девиз “благоговею перед жизнью” разделяли и протестантский теолог, врач и гуманист Швейцер, и пантеист Эйнштейн, и атеистка Шагинян — летописец семьи Ульяновых. Однако здесь мы встречаемся с ужасным парадоксом: по отношению к жизни на земле в ее зоологических формах человек становится самым великим убийцей. Следовательно, по тезису “благоговею перед жизнью” самым большим преступником является человек; он не только съел огромное количество животных на земле, но и бесследно истребил целые биологические виды. С ростом культуры и цивилизации его жестокость по отношению к другим формам жизни становилась все бессмысленнее и разрушительнее. Теперь он грозит превратить в безжизненную пустыню океаны и моря. Если следовать буддийскому благоговению перед жизнью, то человек — демон по отношению к другим существам, недостойный того, чтобы жить. Где же причина для любви к нему?

Атеисты могут опять-таки возразить, что в формах жизни есть ступени, и приоритет должен быть дан более высшим существам перед низшими, лишь бы убийство низших было не бессмысленно, а шло на действительные нужды людей. Ведь они не делают особых различий между человеком и животным, ставя человека и обезьяну в один ряд. Но предположим другое, согласующееся с доктриной материализма: мир бесконечен, и, следовательно, в каких-то звездных системах населен существами с более развитыми цивилизациями, чем земная. Вдруг эти существа колонизовали землю и, руководствуясь принципом “высший владеет низшим” и находясь на эволюционной лестнице ступенями выше, стали обращаться с людьми как с животными: показывать их в клетках своих зверинцев, как диковинных зверей, охотиться, производить селекции, откармливать на убой, затем употреблять в пищу. Вряд ли эволюционисты назвали бы эти действия нравственно-безукоризненными и согласились быть бутербродом для звездного сверхчеловека. Поэтому атеисты, причислив человека по биологическому принципу к животному и отрицая различие между ними, должны или вовсе отбросить принцип любви, или любить всякую форму жизни; но последнее невозможно. Поэтому здесь атеисты не могут выйти из нравственного тупика: кого любить, за что и зачем любить. Атеисты не могут решить проблемы нравственности, ибо она подразумевает свободу воли и выбора.

Атеизм не эстетичен. В видимом мире он не чувствует и не созерцает высшую красоту. Атеизм учит: “Прекрасна сама жизнь, сама реальность”; значит, одинаково прекрасны сонаты Бетховена и стоны больного: и то и другое — жизнь. Стоны больного еще более реальны, следовательно, они должны быть более прекрасны, чем искусственно созданная звуковая гармония. А реальность поедания трупа могильными червями тоже прекрасна? А трагедия смерти во всей природе, не озаренной светом вечности? Атеизм не может дать критерий и категорию красоты, потому что красота, как и нравственность, — врожденные чувства человеческой души. Он, снимая чувство ответственности человека перед высшей правдой, ответственности не только за поступки, но и за чувства и помыслы души, уничтожает корни нравственности и превращает ее в простую декларацию.

Где предпосылки нравственности в атеистической космологии, если Вселенная похожа на резиновый мяч, который то сжимает и разжимает, то подбрасывает вверх и вниз играющий мальчик, то теряет, то находит его снова? Какой нравственный потенциал имеет атеистическая антропология, преподнесшая нам как великое и счастливое открытие, что человек — это типовой генетический код, обросший молекулами и атомами? А как атеисты объясняют само нравственное чувство? По их мнению, оно — продукт племенной солидарности, а та, в свою очередь, происходит из единства и законов стаи.

...Когда-то в доисторические времена два ящера поняли, что, соединив свои усилия, они станут вдвое сильнее, и, напав на третьего ящера-индивидуалиста, загрызли и съели его. Считается, что этот пир ящеров-драконов стал отправной точкой и трамплином для развития взаимопомощи у коллектива в виде стаи, а затем племени, и привел к появлению любви и альтруизма, которые, в свою очередь, легли в основу античного гуманизма и современного либерализма.

Назад к содержанию книги.