Исторические события повторяются, но не точь-в-точь, а в различных комбинациях; как одни и те же философские идеи, уже высказанные и как будто исчерпанные в античности, возвращаются — в новых вариантах —и образуют новые системы, за которыми, однако, мы находим те же самые — повторяющиеся — концепции. В этом отношении история похожа на раскручивающуюся пружину: каждый последующий виток обладает большей площадью круга.

Только от десяти учеников Христа (всего их было 84: 12 первоапостолов и 72 апостола) сохранились письменные тексты, а проповеди остальных вошли в устное предание Церкви, остались в ее литургике, отразились в книгах апостольских мужей и древнехристианских писателей. Поэтому древнехристианская патристика имеет для нас исключительное значение. Книги того периода были написаны киноварью из мученической крови, озарены пламенем гонений, напоены духом и благодатью раннехристианских общин. Листы этих книг, как дивные цветы, дышат благоуханием святыни. В них мы ощущаем непоколебимую веру, радость надежды и глубокий мир души, которых не смогли отнять ни темницы, ни пытки, ни звери Колизея, ни сам ад, вступивший в борьбу с Церковью.

Особое место в христианской литературе первых трех столетий занимают творения священномученика Киприана, епископа Карфагенского, одинаково почитавшегося и на Востоке и на Западе. Он был примером и образцом христианского пастыря — строгого и милосердного, мудрого и бесстрашного, который всю жизнь вел борьбу с врагом более опасным, чем языческие гонения: с внутренним коварным врагом — ересями и расколами. Его книги цитировались на Соборах как древнее христианское предание, как чистое учение Церкви. Среди его драгоценного наследия самым известным произведением является “Книга о единстве Церкви”. Ее отличает ясность и законченность мысли, глубина духовного познания Библии, спокойствие и особая величественность речи, бесстрашное обличение внутренних врагов Церкви, в котором звучит пророческое вдохновение и в то же время любовь к грешникам. В этом труде были поставлены и решены основные вопросы экклесиологии. Он пользовался в древней Церкви таким же авторитетом, как впоследствии христологические произведения святителя Афанасия Великого и экзегетические — святителя Иоанна Златоуста. Через “Книгу о единстве Церкви” говорит с нами священномученик Киприан Карфагенский, а через его уста — Дух Святой, Дух Истины.

Церковь похожа на осажденную крепость, а гонения — на штурмы крепости, следующие один за другим. Раскол же — это заговор и мятеж внутри крепости, разделение в рядах ее защитников: те, кто вчера вместе сражались с одним противником, сегодня оказались врагами друг другу. Гонения — это стрелы, летящие в грудь и лицо, от которых еще можно как-то защититься. Раскол — это неожиданный и коварный удар кинжалом в спину. Нужна мудрость и твердость военачальника, чтобы отразить врагов, нападающих с двух сторон, и не дать захватить крепость. Дошедшие до нас творения святителя Киприана в большинстве своем представляют собой увещания христианам во время гонений быть мужественными исповедниками Христа перед лицом смерти, а также — обличения раскольников, разрывавших единство Церкви подобно тем, кто пытается поджечь корабль во время бури.

***

Свою книгу священномученик Киприан начинает словами Христа, обращенными к ученикам: Вы — соль земли. Как соль не подвержена гниению, так христиане в этом растленном и богоборческом мире являются носителями духа нетления, чистоты, неведомой для язычников, и благодати — Божественной силы, просвещающей мир.

Св. Киприан пишет, что после Пришествия Христа на землю демон “увидел идолов оставленными, жилища свои и капища… опустевшими” и прибегнул к более тонкому лукавству и хитрости, к новому обману — “самым именем христианина обольщать неосторожных” (Там же. С. 178). Древняя ложь — это языческое многобожие, когда падшие ангелы под видом богов принимали служение и поклонение обольщенных ими людей. “Новый обман” — это ереси и расколы, когда диавол привлекает к себе людей игрой в благочестие.

Так и в расколе: и молитва, и милостыня питаются гордыней — это не добродетели, а противостояние Церкви. Их, раскольников, показное добро — лишь средство оторвать людей от Церкви. Поэтому в расколе и ереси почти нет тайной милостыни, там милостыня сопровождается очернением Церкви, там молитва и добрые дела сопровождаются “барабанным боем”. В житии преподобного Амвросия Оптинского рассказывается, как девушку, которая вставала по ночам на молитву без благословения духовного отца и самовольно клала множество поклонов, будил демон в виде Ангела и поощрял к такой молитве. Злой дух не только не мешает, но наоборот, радуется “подвижничеству” раскольников и еретиков, так как он и сам “подвижник” — в борьбе против Бога. Ему не страшна молитва гордого сердцем, ибо в Священном Писании сказано: Молитва его да будет в грех (Пс. 108, 7). Диаволу смешны их, раскольников, бдения и посты, так как он сам не спит и не ест, но от этого не становится святым.

Господь назвал диавола лжецом и человекоубийцей (см.: Ин. 8, 44): демон лжет, чтобы погубить, и действительно губит тех, кто поверили в его ложь. Сатана — дух лжи, поэтому, даже прямая истина, высказанная им, на деле оказывается обольщением через правдоподобие.

Мы читаем в книге “Деяния апостолов”, как бесноватая служанка кричала вслед Павлу и апостолам: Сии человеки — рабы Бога Всевышнего (Деян. 16, 17), однако святой апостол Павел, как сказано, вознегодовав (Деян. 16, 18), возмутился тем, что сатана захотел показать себя свидетелем истины, (которую на деле ненавидит), чтобы вызвать одобрение апостолов, — возмутился и запретил демону, говорящему устами служанки, и бес прорицания оставил ее (см.: Деян. 16, 18).

Демон, отпавший от Небесной Церкви, не может говорить истину. Как змея, собирающая нектар с цветов, превращает нектар в яд, так и раскольники, покинувшие Церковь,— столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15) — уже навеки потеряли истину, их устами говорит тот, кто первый восстал против истины.

Характерно, что священномученик Киприан ставит ересь и раскол рядом — как один грех богоотступничества, который имеет неизбежный конец — вечную гибель.

Святые отцы пишут, что еретики и раскольники обречены на гибель до Страшного Суда. В первом псалме сказано: Не устоят нечестивые на суде (Пс. 1, 5). Суд предполагает оправдание или осуждение, но нечестие — это грех против веры и нечестивые — уже с клеймом приговора, как с печатью Каина на челе. Для грешников есть еще надежда, эта надежда — молитвы Церкви. Для раскольников нет Церкви, поэтому их смерть — вечное богооставление. Пока рыба находится в воде, она не понимает, что такое вода. Лишь когда ее поймают в сети, бросят на берег и она начнет задыхаться, узнает она, что вода — это жизнь. Только после смерти человека душа понимает до конца, что такое Церковь и что значит навеки лишиться ее молитв.

Господь назвал демона лжецом и отцом всякой лжи (см.: Ин. 8, 44). Святой Киприан пишет, что демон не может не лгать, так как он — древняя ложь. Во время искушения Господа в пустыне сатана приступил к Нему со словами, заимствованными из Священного Писания: сатана, словно теолог, цитировал Библию (см.: Мф. 4, 6). Эти слова, которые псалмопевец Давид называл светом на пути земной жизни (см.: Пс. 118, 105), в устах демона превращаются в гибельную сеть. Господь отразил обольщение сатаны, указав на истинный смысл библейских заповедей, но последним словом Господа было заклятие: Отойди от Меня, сатана (Мф. 4, 10). Люди, которые цитаты из Библии и святых Отцов пытаются использовать как доводы в своей борьбе против Церкви, похожи на воинов, которые получили оружие против врага, но этим оружием смертельно ранят самих себя и тех, кто рядом с ними. Раскольники делают то же самое, что и сатана: ссылаясь на церковные правила и святых Отцов, они искажают и извращают дух и смысл их учения; поэтому православный христианин во время подобного духовного искушения должен ответить врагам словами Христа: “Отойди от меня, сатана”.

Святитель Киприан пишет: “Таковы льстивые козни врага, который, по слову апостола, принимает вид Ангела света (2 Кор. 11, 14) и своим служителям дает вид служителям правды <они, как артисты, гримируются под Афанасия Великого, Марка Эфесского — защитников веры, или — под Макариев и Антониев — отцов монашества; раскол — это не жизнь по заветам Православию в смирении и удалении от мира, а — театральная и крикливая демонстрация Православия со скандированием лозунгов>, между тем как они <раскольники> возвещают ночь вместо дня <ложь вместо правды>, погибель вместо спасения <обещают привести к вершине Синая и толкают в пропасть>, отчаяние под покровом надежды <ложная надежда, как всякая утопия, кончается отчаянием: уже при жизни душа раскольника чувствует необъяснимую тоску и тяжесть, а в час смерти открывается перед еретиком сущность раскола, как бездонной черной ямы, в которой гаснут навсегда вера, любовь и надежда>, вероломство под предлогом веры <раскол всегда сопряжен с обманом, который раскольники называют тактикой; а свои преступления они оправдывают “заботой” о Православии, как будто Бог нуждается в защите грешника>, антихриста под именем Христа <в лжецеркви должен быть лжехристос, демон под видом Божества; здесь имеется еще и другой смысл: всякий раскол, борясь с Церковью, расширяет царство ада и пролагает путь грядущему антихристу>, и, прикрывая ложь правдоподобием <правдоподобие — самый опасный и поэтому самый худший вид лжи: чтобы поймать птицу, под сетью насыпают зерна, чтобы травить крыс, в приманку подкладывают незаметно яд>, … уничтожают истину <истину заменяют правдоподобной ложью, как алмаз в перстне — поддельным камне>” (Там же).

Характерно, что раскольники считают все остальные расколы, кроме своего, гибельными и ложными, возникшими под действием страстей и гордыни, видят в них нелепости и противоречия, а свой собственный раскол, мало чем отличающийся от прочих, принимают как единственное счастливое исключение во всей истории Церкви. Более того, раскольник утверждает, что это Церковь отпала от него, а не он — от Церкви: так пьяному кажется, что он шагает твердо, а дома и деревья сами качаются, земля сама колеблется; когда же он упадет где-нибудь под забором, то думает, что мостовая неожиданно поднялась вверх (как вздымается волна на море) и ударила его по лбу.

Святитель Киприан говорит, что раскольники “не обращаются к началу истины” (Там же. С. 179), то есть к Священному Писанию, иначе им было бы “легко удостовериться… кратким изложением истины” (Там же).

Раскольникам кажется, что волны разобьют утес и море поглотит его, — как чудовище, своей огромной пастью. Они забывают слова Спасителя, Который сказал, что Он построит Церковь на камне веры; таким образом раскол — это неверие в слово Божие и малодушие перед силами ада, который побежден Христом.

Мы живем не знаниями слабого малого разума, а верой — как Откровением Абсолютного Божественного Ума. Раскол — это противопоставление евангельской Истине человеческого представления об истине, противопоставление Божественному Логосу паутины своих, человеческих, рассуждений. Вера — это подвиг духа, который преодолевает все сомнения и испытания. Раскольникам не во что верить, вернее, им остается верить только в самих себя.

Первый раскольник сказал: “Бог — это я”. Новые раскольники — его дети — повторяют: “Церковь — это мы”.

Святитель Киприан Карфагенский считает, что если бы раскольники действительно верили Библии, то нечего было бы доказывать, так как истина была бы очевидна.

Православная Церковь заповедала нам изучать Священное Писание, но при этом руководствоваться разъяснениями святых Отцов, а не собственными мнениями — плодом нашего нечистого и страстного сердца.

Раскольники же, ссылаясь на библейские тексты, игнорируют святоотеческое толкование, поэтому искажают их смысл и символику, поэтому каждый раскольник претендует на роль оригинального экзегета Библии.

В теории относительности, которая такие категории, как пространство и движение, рассматривает абстрактно, существует известный парадокс: с точки зрения математического анализа невозможно доказать: ребенок, прыгая, оторвался от земли или земля — от ребенка; (ребенок сделал прыжок вверх от поверхности земли, которая при этом осталась неподвижной, или же земля двинулась вниз — при этом ребенок рассматривается как неподвижный объект), ребенок оторвал подошвы от земли или земля оторвалась от подошв ребенка. Но что бы ни утверждала теория относительности, мы видим здесь очевидный (аксиоматический) и логический абсурд. Раскольники повторяют такую же логическую нелепость, когда утверждают, что они стоят непоколебимо на месте, а вся Вселенская Церковь оторвалась от их ног и ушла вниз — в пропасть ереси и космическую пустоту.

Раскольники говорят: “Наш нынешний епископ или тот, кто рукополагал наших единомышленников во епископы в начале раскола, получил хиротонию в Церкви”. Люцифер тоже получил достоинство и имя первоангела в Небесной Церкви, но помогло ли ему это? Напротив, дары Божии, которыми он пренебрег, любовь Божия, которой он изменил, красота и сияние, которыми он был наделен более всех Ангелов, послужили Люциферу вечным осуждением, той будущей мукой, которую Иоанн Богослов сравнивал с огненным озером (см.: Откр. 20, 10). Епископ, оставивший Церковь, которая духовно родила его и дала ему высший сан на земле, а также тот человек, который вне законной хиротонии ворует достоинство епископа, становятся служителями сатаны и епископами Люцифера. Такими-то “духовными отцами” хвалится раскол. Тех, кто залезает в чужие дома и расхищает имущество — называют ворами и грабителями, подлежащими суду; а раскольников-епископов, которые вторгаются в чужие епархии, как воры ночью через подкоп, и расхищают не имущество, а чужие души, — как их назвать? Воры и грабители — это звучит слишком мягко, ибо они — эти “епископы” — святотатцы (воры священного) и убийцы, для них не существует закона; для них, самозванцев-узурпаторов, закон — их собственная воля и одержимость властолюбием.

Раскольники, проливая крокодиловы слезы по поводу “нарушения” канонов Церкви, на самом деле давным-давно бросили себе под ноги и попрали все каноны, потому что подлинные каноны основаны на вере в единство и вечность Церкви. Каноны даны Церкви, вне Церкви они недействительны и бессмысленны — так не могут существовать законы государства без самого государства.

Другой ученик апостолов Петра, Павла и Иоанна — священномученик Климент, епископ Римский,— пишет коринфским раскольникам: “Ваше разделение многих развратило, многих повергло в уныние, многих — в сомнение и всех нас — в печаль, а смятение ваше все еще продолжается” (Священномученик Климент Римский. Первое послание к Коринфянам // Писания мужей апостольских. С. 141 [нижняя пагинация]). Святитель Климент напоминает раскольникам, насколько тяжел грех раскола: “Вспомните слова Иисуса Господа нашего. Он сказал: Горе тому человеку; хорошо было бы ему не родиться, нежели соблазнить одного из избранных моих; было бы лучше для него, если бы он повесил <себе> камень жерновный и ввергнулся в море, нежели соблазнить одного из малых Моих (Ср.: Мф. 18, 6; 26, 24; Мк. 9, 42; Лк. 17, 2). Значит, нераскаянный грех раскола еще страшнее греха самоубийства (самоубийца губит только себя, а раскольник — себя и других, поэтому его вечная участь тяжелее, чем у самоубийцы).

Кто пребывает в Церкви, тот — в любви Христовой, тот вошел в молитву Христа да будут <они> едино, как мы едино, на том исполнилось благословение и обетование Божие, то ему открыт путь ко спасению. А кто покинул Церковь Божию, на том исполнилась молитва сатаны, тот оказался пустой соломой, которую унес за собой порыв ветра. Каждый получает по сердцу своему: в глубине сердца суммируется вся жизнь человека, в глубине сердца созидается духовный лик человека; в глубине сердца решается роковой вопрос: с Христом человек или с Велиаром. Поэтому в раскол человек попадает не случайно: он скрытыми или явными страстями омрачает свой ум, открывает душу для внушения демона и сам, собственными руками, выкапывает себе яму.

Только через Церковь действует благодать Божия, следовательно, спастись без Церкви невозможно. Священномученик Киприан пишет: Отдели солнечный луч от его начала — единство не допустит существовать отдельному свету <луч погаснет>; отломи ветвь от дерева — отломленная потеряет способность расти <ветвь засохнет, листья на ней увянут и превратятся в прах>, разобщи ручей с его источником — разобщенный иссякнет <от него останется каменистое русло или грязная гниющая лужа>. Равным образом Церковь, озаренная светом Господним, по всему миру распространяет лучи свои, но свет, разливающийся повсюду, один, и единство тела остается неразделенным… От нее рождаемся мы <в Вечную Жизнь>, питаемся ее млеком <Таинствами>, одушевляемся ее духом <благодатью>” (Там же).

Священномученик Киприан, как Соломон в “Песни песней”, сравнивает Церковь с невестой Христовой. Он пишет, что Церковь не может быть обезображена, что она чиста и нетленна: “Она <Церковь> блюдет нас для Бога, уготовляет для Царства <Божиего> рожденных ею” (Там же. С. 180–181). Церковь чиста и нетленна, но она чиста и нетленна благодатью Божией, обитающей в ней, а не человеческой правдой и святостью. Церковь напояет мир потоками благодати, однако в самой Церкви есть нераскаянные грешники, как бы предназначенные для погибели, но при этом грешник с ожесточенной волей, грешник, отдавшийся в рабство страстям, только внешне находится в Церкви, а на самом деле чужд ее. Луга, орошаемые водой, покрываются ковром из цветов и зелени, а камни, лежащие у самого источника и орошаемые той же водой, остаются мертвыми и безжизненными камнями. Но разве источник виноват в этом? Церковь в своей метафизической сущности свята и неизменна.

Священномученик Киприан пишет: “Всяк, отделяющийся от Церкви, присоединяется к жене-прелюбодейце” (Там же. С. 181), то есть, по его мысли, всякий раскол подобен скверному и мерзкому греху блуда. Уже у библейских пророков измена вере символически называлась блудом (это — духовный блуд). Поэтому идольские капища, где израильтяне изменяли Иегове, еретические сборища, упоминаемые в Откровении Иоанна Богослова (см.: Откр. 2, 9), и молельни раскольников представляют собой притоны духовного разврата, и во всех них одинаково растлевается человеческий дух.

Священномученик Киприан утверждает, что раскольник для Церкви “чужд, непотребен, враг ее” (Там же). А по словам Спасителя, враг Церкви, борющийся с ней — это ад: Врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Значит, тот, кто борется с Церковью, не только принял в подданство ада, но и вступил в его, ада, войско. Но ведь жених гораздо строже, чем своего собственного врага, накажет врага своей невесты — того, кто клевещет на нее и бесчестит ее. В связи с этим нельзя забывать, что Церковь — это Невеста Христа и Любовь Христа.

Раскольники говорят: “Мы считаем свою церковь своей матерью”, но их церковь — лжецерковь, поэтому их отец — лжебог, тот, кто еще до творения видимого мира выдавал себя за Бога. Воровство имени принято в магии и оккультизме. Адепты одной демонической изуверской секты называют себя “Ангелами”, а сторонники другой, не менее мерзкой — “Адамитами” — сынами Адама. Некоторые оккультные секты производят свои названия от таких имен, как “Сион”, “Крест и розы” и т. д. Перед нами — издевательское употребление эмблем и имен, за которыми скрыт демонический конспиративный смысл: чем большей святостью обладает имя, тем больше кощунства от его святотатственного присвоения. Но наши раскольники превзошли и оккультные секты, назвав себя “Православной Вселенской Церковью”, — на такую наглость не дерзнули ни розенкрейцеры, ни “Приоры Сиона”.

По древнему преданию, Ной строил ковчег в течение ста лет. В это время он призывал своих соплеменников покаяться и тем самым отвратить гнев Божий, но над его пророчествами только смеялись. По слову Библии, люди стали плотью (ср.: Быт. 6, 3; Иов. 10, 11), плотью, которая как бы целиком поглотила их дух, люди уподобились земле, из которой были сотворены тела первозданных человеков (Быт. 6, 7), но земле, не оживотворенной дыханием Божиим. Только при свете видна тень, во мраке тени исчезают; только при свете совести человек чувствует свою греховность и нужду в покаянии. Когда умолкает и засыпает совесть, то человек перестает видеть свои ошибки, он теряет способность отличать плохое от хорошего. По словам святителя Феофана, допотопные люди отвечали Ною: “Что ты хочешь от нас, мы живем так, как живут все!”, как будто бы грешника оправдывает то, что грешит не только он, а — все.

Ной строил свой ковчег не на берегу моря, а в горах, и это забавляло людей, которые считали праотца безумцем. Но время, данное для покаяния, прошло. Пророчество исполнилось. В течение сорока дней лил невиданный еще в истории мира ливень, такой, как будто небо, чашой полной воды, опрокинулось на землю. Открылись источники подземных вод и потоки их хлынули на землю… поднебесная и подземная бездны словно соединились друг с другом, чтобы уничтожить все живущее на земле. Люди искали убежище от водной стихии, от океана, поглощавшего землю. Одни запирались в своих домах, надеясь на крепость каменных стен, другие искали спасения на ветвях вековых деревьев, иные ползли по скалам, думая избежать гибели на вершинах, но волны потопа преследовали везде и настигали их, как зверь — свою добычу. Ноев ковчег оставался единственным спасительным местом, на которое указал людям Господь, но люди не послушали голоса пророка, а добровольно избрали себе смерть. Звери и скоты послушали праотца и вошли в ковчег, а гордые люди проявили и свое неверие, и презрение к словам Ноя. Однако ни в дебрях лесов, ни в глубоких пропастях, ни на высоте орлиных гнезд, ни в расселинах скал, ни на вершинах гор никто не нашел себе спасения.

Ковчег — образ Церкви, и вне ее спасения нет. Должно быть, допотопные люди имели корабли, плоты и лодки, но потоп разметал их, как щепки, и поглотил в своей пучине. Когда начался потоп, люди бросились к ковчегу, но он оказался уже закрытым. Так Церковь призывает людей к покаянию до Страшного Суда, но когда Господь придет на землю судить живых и мертвых, то врата Церкви закроются, как вход в ковчег.

Характерно, кстати, что новозаветных раскольников — новациан и донатистов, современных святителю Киприану, называли “кафарами”, то есть “чистыми”,— так же, по сути, как и ветхозаветных фарисеев. Однако Евангелие показывает нам, что фарисейская чистота — это маска, под которой таится самая гнусная страсть — гордыня; о ней сказано: Мерзок перед Господом всякий надменный сердцем (Притч. 16, 5).

Священномученик Киприан объясняет, что слова Христа: Кто не собирает со Мной, тот расточает (Мф. 12, 30),— означают, что поле и виноградник Христа — это Церковь, только там можно собрать плоды; вне Церкви, сколько бы ни трудился жнец, итогом его усилий и наградой за его труд будут лишь плевелы и тернии, ибо “собирающий в другом месте, а не в Церкви, расточает Церковь Христову” (Там же). Незаконно собирающий и присваивающий себе чужое богатство обманывает и грабит законного владельца, поэтому те, кто завлекает людей, кто переманивает людей в ереси и расколы, отнимает у Церкви единственное ее достояние и сокровище Божие — живые человеческие души. По отношению к живым душам такой хищник поступает как обольститель, по отношению к Богу — как вор, по отношению к Церкви — как грабитель.

Раскольники говорят: “Мы хотим сохранить чистоту веры”. Священномученик Киприан отвечает им: “…не хранящий такового единства не соблюдает закона Божия, не хранит веры в Отца и Сына, не держится истинного пути к спасению” (Там же), он не соблюдает закона Божиего, так как единство Церкви — это закон Божий, данный на Синае и в Сионе. Принципом и центром этого единства в Ветхом Завете был Иерусалимский храм, единственный в мире храм Истинного Бога, а в Новозаветной Церкви основой единства является единство иерархии, особенно полно и глубоко проявляющееся в литургическом общении.

Раскольник не хранит веры в Отца и Сына, так как раскольник не верит в обетование Бога Отца, открывшего Себя в Ветхом Завете, явившего Моисею в Откровении на Синае образ единой Скинии, как символ единства Церкви; он не верит в Бога Сына, сказавшего в Новом Завете, что ад не победит Церковь (см.: Мф. 16, 18); он не верит и в Духа Святого, основавшего Церковь и обитающего в ней. Не веря или сомневаясь в обетованиях Божиих, данных Церкви, раскольник отвергает веру в Святую Троицу: если “врата ада” одолели Церковь, значит они превозмогли обетование Божие, значит они победили Того, Кто обещал хранить Свою Церковь.

Раскол не держится истинного пути. Там, где среди гор и пропастей пролегает только одна дорога и один неверный шаг влечет за собой падение в обрыв и гибель, там, где над бурной рекой проведен один узкий мост и нужен опытный проводник, раскольники пренебрегают всем, считая, что им лучше известен “истинный” путь.

Раскольники говорят: “Мы — церковь”,— значит, огненные языки, образовавшие Церковь, погасли. Раскольники говорят: “Мы остались с церковью, а вы отпали от нас”,— что это значит? Капля дождя кричит облаку: “Ты отделилось от меня”, брызги волны, упавшие на берег, считают, что не они выброшены из пучины моря, а океан отделился от них, пылинка, уносимая ветром, уверяет, что земля уносится от нее, волосок, выпавший из гривы льва, сетует: “Бедный лев, он висел на мне, что теперь будет с ним без меня?”, камушек, скатившийся с горы, сказал: “Смотрите, скала оторвалась от меня!” — то же самое утверждают раскольники, когда уверяют, что не они отпали от Церкви, а Церковь отпала от них. Впрочем, между камушком и горой, каплей воды и океаном намного меньше различий, чем между группой самозванцев-авантюристов и Вселенской Церковью. Из огромного количества камушков может образоваться подобие горы, из бесчисленных капель — море, а из раскольников, хотя бы они по численности превзошли всех людей, живущих и живших на Земле, никогда не образуется Церковь. Разве только расширится чрево ада и потолстеет сатана!

Начало Церкви — превечный Свет Божественной Троицы, начало раскола — ложный, мертвый, фосфорический свет Люцифера. Он кажется сиянием и блеском для неопытных и погруженных в страсти, а подвижники видели этот свет в виде дымного, кровавого пламени.

Начало Церкви — Логос — Премудрость и Сила Божия. Начало раскола — хаос. Внешне он проявляется как ломка церковной структуры, как отвержение иерархии; внутренний хаос раскола — это разномыслие, противостояние не только Церкви, но и друг другу, это усиливающееся противостояние мнений. Хаос раскола — это не библейский первозданный хаос как еще не оформившееся вещество, первоматерия, а хаос как деструктивная сила, как центробежное движение от центра в пустоту периферии, как духовная, нравственная и интеллектуальная энтропия. Сила, вызвавшая к жизни Церковь, — это любовь Бога к Своему творению. Сила, вызвавшая раскол, — это гордость и властолюбие Ангелов и людей. Основа Церкви — Крест и Жертва, Распятие и Воскресение Христа, мистически продолжающиеся в Евхаристии. Основа раскола — восстание Ангелов, которое началось на Небе и продолжается на земле. Эхо этого восстания звучит как призыв к мятежу в человеческом сердце. Основа раскола — распад, разделение и дробление. Надежда Церкви — обетование, данное Богом. Надежда раскола — надежда на собственную праведность, замена Божественного Откровения, слова Божия человеческими мнениями.

Дух Церкви — это дух смирения. Образ смирения — Сам Христос, несущий на Голгофу Крест. Дух раскола — сатанинская гордыня, которая не терпит, чтобы кто-нибудь был выше ее. Образ этой гордыни на земле — строительство Вавилонской башни, которая должна была, по замыслу богоборца Нимврода, достигнуть небес, но рухнула под собственной тяжестью.

Господь просил Небесного Отца, чтобы Его ученики были едины, эта молитва исполнилась в единстве Церкви. Видимым принципом единства является церковная иерархия, поэтому священномученик Игнатий Богоносец говорит: “… которые суть Божии и Иисус-Христовы, те с епископом” (Священномученик Игнатий Богоносец. Послание к филадельфийцам. С. 335 [нижняя пагинация]). Сатана просил разрешения рассеять учеников Господа, то есть Церковь, во все стороны, как пшеницу, но Господь само зло обратил к добру: бури гонений, ересей и расколов рассеяли во все стороны пустую шелуху, тех, кто, по словам апостола Иоанна, были с нами, но не были наши (1 Ин. 2, 19), а полные зерна остались в житнице — Церкви Христовой. Поэтому молитву сатаны о погибели Церкви Бог превратил в очищение ее от всего чуждого. Сатана взял из Церкви то, что давно принадлежало ему.

Христианин не может быть раскольником, а раскольник — христианином: “Кто… столь нечестив и вероломен, кто настолько заражен страстию к раздорам, что почитает возможным или дерзает раздирать единство Божие — одежду Господню — Церковь Христову?” (Там же).

Священномученик Киприан пишет, что в Церкви должны царить простосердечие и любовь, “братство должно в любви подражать голубям, а в кротости и тихости сравняться с агнцами и овцами” (Там же. С. 184). Он пишет, что в сердцах некоторых христиан — “зверство волков, бешенство псов, смертоносный яд змиев и вообще кровожадная лютость зверей” (Там же). Это — не искорененные страсти, которые губят христиан, как сребролюбие погубило Иуду, и потому “надобно радоваться, когда люди, подобные им, отделяются от Церкви, чтобы своею свирепою и ядовитою заразою не погубили голубей и овец Христовых. Не могут быть соединяемы и смешиваемы горечь со сладостью, мрак со светом… война с миром… буря с тишиною” (Там же). Гонения, ереси, расколы — это порождения демона, но сам демон, не желая того, своим злом содействует победе добра. Гонения внешние и внутренние очищают Церковь, поэтому святитель Иоанн Златоуст в Толковании на “Деяния святых апостолов” сказал: “Самое опасное для Церкви — когда нет гонений”. Но это не оправдывает гонителей, а лишь посрамляет их. Священномученик Киприан говорит, что буря ломает только слабые деревья, но не может вырвать из земли тех, у которых глубокие корни и твердая почва.

Гонения, ереси и расколы очищают Церковь, как огонь — серебро. Во время испытаний и искушений обнаруживается то, что таилось в глубине человеческих сердец, — так глубокую ночь озаряет внезапная вспышка света. В испытаниях проверяется вера человека, подобно тому, как мастер проверяет крепость клинка, ударяя им о камень. После грозы воздух особенно чист.

На недоумения некоторых людей, почему Всемогущий Бог допускает ереси и расколы, карфагенский святитель отвечает: “Господь, сохраняя свободный наш произвол, допускает быть сему, чтобы, чрез искушение сердец и мыслей наших состязанием об истине, в ясном свете представилась чистая вера” (Там же).

Однако раскол не перестает быть злом, несмотря на то что последствия его могут стать полезными для Церкви. Самое большое благодеяние для человечества — Голгофская Жертва, но мы не можем хвалить и благодарить Иуду за то, что он своим предательством способствовал ей. Сребролюбивая душа и злая воля Иуды толкнули его на преступление, но Крест Господень оказался мечом, который поразил сатану.

Происшедшее печальное событие заставило нас еще глубже задуматься над тем, какое значение имеет Церковь в жизни христианина, как мы должны беречь Православие, что нужно для спасения человека. Оно побудило нас обратиться к творениям святых Отцов за ответом. Оно заставило нас более ответственно относиться к своим ошибкам, быть более осторожными в словах, которые могут кого-либо соблазнить. Оно всколыхнуло круг людей, индифферентных к религии, как бы пробудило их ото сна, напомнило “номинальным” христианам, что для спасения необходима не только внешняя принадлежность к Церкви, но и церковная жизнь. Священномученик Киприан пишет: “Так испытываются верные и открываются вероломные; так, еще прежде Дня Судного, отлучаются души праведных от неправедных и отделяются плевелы от пшеницы! Отделяются те, кои без Божественного распоряжения самовольно принимают начальство над безрассудными скопищами — без законного посвящения поставляют себя вождями — присвоивают себе имя епископа, тогда как никто не дает им епископства” (Там же. С. 184–185). Здесь святитель особенно отмечает тех, кто стал во главе раскола, кто незаконно, вопреки Божественным канонам, наперекор Церкви, присвоил себе имя епископа. Лжеепископ — это вор, переодевшийся в царя. Священномученик Киприан пишет, что такой человек сам произнес над собой суд до Страшного Суда: еще будучи живыми, вожди раскола и лжеепископы уже находятся в аду, они не только жертвы ада, они ловцы ада, которые заманивают туда других. Святитель говорит о них: “Дух Святый в псалмах называет их сидящими на седалищах губителей (ср.: Пс. 1, 1; церковнославянский перевод), язвою и заразою для веры, людьми, обольщающими посредством змеиных уст, искусными в извращении истины, пагубным языком, изрыгающим смертоносный яд, людьми, которых слово… как рак распространяется (ср.: 2 Тим. 2, 17), и беседа вливает смертную заразу в сердце каждого” (Там же. С. 185).

Святитель Иоанн Златоуст пишет, что “врата ада”, которые борются против Церкви, — это грехи, ведущие души людей в ад. Грехи отречения от Христа и отступничества от Церкви влекут за собой одинаковое следствие: умерщвление духа, потерю благодати и отлучение от Бога.

Мученичество — это исповедание веры, написанное кровью мученика и удостоверенное, как печатью, смертью мученика. Это всецелое посвящение себя Богу, когда истина становится дороже самой жизни. Христианство требует от человека постоянной жертвенности, а в мученичестве человек самого себя приносит в жертву — это высший вид богообщения. Мученик отдает временную жизнь и обретает Вечную; проливая кровь, получает Дух; умирая, рождается; отдавая все, что имеет, получает взамен все, что имеет Бог в той мере, в которой он может это воспринять и вместить. Святые Отцы называли мученичество вторым Крещением, в котором, как в Таинстве, прощаются все грехи. Но ведь были мученики у язычников и еретиков — так, например, гностики-валентиниане сами искали смерти. А сколько людей за ложные идеи, за пустые утопии проливали кровь — свою и чужую! Неужели такая смерть стала для них вечным спасением? Тогда язычники, умерщвляемые за веру в идолов, стали бы сынами Божиими, а жрецы Ваала, закланные пророком Илией, прославились бы как святые.

Нам могут сказать, язычники умерли за имя демона, а раскольники — за имя Христа, но ведь имя Христа — это сочетание букв: Христос может быть действительно познан только в Церкви — Духом Святым. Еретик Несторий извратил церковное учение о Сыне Божием; он умер в ссылке от тяжелой, мучительной болезни. Что же он наследовал: Вечную Жизнь или вечную смерть? Еретик Ориген окончил жизнь в темнице во время гонений, но его мужественная и мученическая смерть не стала для него очищением и спасением. Он как отщепенец от Церкви уже после смерти был предан анафеме. Христос познается и мистически вселяется в человека только Духом Святым. Многие, сопровождавшие Христа, видевшие Его плотскими глазами, слышавшие Его проповеди, не познали Спасителя, Его истинный лик остался невидим для них. Взамен они создали ложный образ Христа в своем сознании и сердце.

Кто борется с Церковью, тот борется с Духом Святым. Богоборец — еретик и раскольник — именем Христа призывает другого духа, в образе Христа видит другой лик. Если даже богоборец и станет мучеником, то за кого прольется его кровь? За темного антипода Христа, пребывающего в расколе. За антихриста. Иногда, кстати, демон являлся в виде Христа подвижникам, и те, которые в неведении поклонялись духу ада, отдавали себя под его власть — это кончалось одержимостью, тяжелыми болезнями и даже смертью. Нас могут спросить: чем же виноваты эти люди, ведь они хотели видеть Христа и поклонялись Ему, а припали к ногам демона по незнанию, случайно, не желая того? Да, эти люди виновны в своем искушении и, может быть, гибели, потому что вопреки заветам и преданию Церкви приняли видение самовольно, считая себя достойными явления Божества. Они должны были бы ответить видению: “Я сначала спрошу своих духовных отцов, кто ты” — ибо Церковь учит идти путем смирения и сознания своего недостоинства.

Раскол, как и прелесть, основан на гордыне; в нем свой “христос” — ангел тьмы, притворяющийся Христом, в нем другой дух — не Дух Святой, Дух мира, любви, чистоты и мудрости, а дух самомнения, превозношения, хулы, противоборства и разделения. Сомнения раскольников в истинности своей веры — это еще мерцающий для них луч надежды на спасение, а уверенность в своей лжи, дошедшая до готовности претерпеть за нее мучения, — это уже крайняя степень обреченности — состояние, при котором уже нет возрождения и возврата в Церковь.

Мученичество — это жертвенный отказ от себя ради Бога. Лжемученичество — это отказ от себя ради торжества лжи; оно делает лжемученика единым духом с демоном. Апостол Павел пишет: <Тот> не увенчивается, если незаконно будет подвизаться (2 Тим. 2, 5). “Нейтрального” в духовном мире не существует: кто подвизается незаконно, тем более против самого закона, того венчает сам сатана клеймом Каина. Раскольники думают, что они подвизаются за Христа, но если Христос в них, у них и с ними, то это “Христос”, борющийся с Церковью, “Христос”, борющийся с Истинным Христом. Разве изменник, перебежавший в стан врага и затем убитый в бою против своих, получит по смерти награду? Что сделают с ним — похоронят с почестями или выбросят вон как дохлого пса, чтобы не осквернял общей могилы и не лежал вместе с теми, кто остался верен своей присяге?

Слово “мученик” на греческом и на некоторых других языках означает “свидетель”. О чем может свидетельствовать мученик-раскольник? О том, что его борьба с Церковью продолжалась до самой смерти? О своей гордыне, упорной и твердой, как камень? О конечном отпадении от Церкви, ставшем необратимым и непреодолимым, как бездна? Смерть лжемучеников — это исчезновение всякой надежды, это крик безысходного отчаяния.

Священномученик Киприан считает, что если самая большая заповедь — это любовь к Богу и людям, то самый большой грех — это разделение, которое уничтожает любовь. Духовная любовь осуществляется только в Церкви, которая есть образ Небесного Царства и путь к нему. В миру существует любовь, но не духовная, а страстная и эмоциональная. Такая любовь, имеющая основой не благодать, а мятущуюся человеческую душу, непрочна и непредсказуема. Какой бы сильной и интенсивной она ни была, никто не может ручаться, что такая любовь, просверкав на небосклоне подобно падающей звезде, не угаснет бесследно. Как часто плотская и душевная любовь неожиданно для самого человека сменяется безразличием, равнодушием или ненавистью! Поэтому Псалмопевец сказал: Всякий человек ложь (Пс. 115, 2) — каждый человек непостоянен; даже достойные люди, являющиеся примером для многих, подвержены колебаниям и изменениям.

Добродетели без любви похожи на мертвый свет луны, который не несет с собой тепла и жизни, они не исходят от сердца, поэтому не трогают сердце другого. Человека, совершающего героический поступок, но не имеющего любви, человека как бы с ампутированным сердцем можно уважать, но ответно любить нельзя. Духовная любовь — это единственный язык, который слышен на Небесах.

Апостол Павел перечисляет главные свойства и признаки духовной любви. Первое из них — долготерпение. Духовная любовь обрекает себя на крест, поэтому она ни от кого не ждет ничего, кроме креста. В этом источник ее сил, в этом ее высшая радость — святитель Иоанн Златоуст говорит: “Со Христом даже в аду хорошо”. Душевная любовь боится страданий, поэтому она всегда в волнении и смятении. Духовная любовь видит внутренний смысл страданий — как огня, который выжигает из души въевшийся в нее, как ржавчина, грех; и чашу страданий принимает, как из руки Господа. Порывы ветра тушат малый огонек свечи и раздувают пламя костра. Духовная любовь не уменьшается, а углубляется в испытаниях.

Раскол — это бунт, а бунт по природе своей жесток. Там, где Бунт, не милосердствуют, там ломают и уничтожают. Милосердный любит даже своих врагов и хочет их спасения — раскольники считают врагами всех, кто не вместе с ними. Свой протест, основанный на соперничестве, они называют правдой, но правды без любви не бывает: протест раскольников — маска правды, скрывающая ложь. Раскольники готовы весь мир (кроме себя) предать анафеме.

Раскольники в своих мечтаниях превозносятся над Церковью, она кажется им муравейником, в котором им нельзя уместиться, и они хотят построить величественный храм на фундаменте своей “мудрости” и своих “добродетелей”. Зависть рождает соперничество, а соперничество — борьбу. И остается одна цель — доказать свое (мнимое) превосходство над другими. Всякий раскол — это притязания на духовный элитаризм, это вера в свои исключительные способности и в свое собственное избранничество.

Любовь… не гордится (1 Кор. 13, 4). Если превозношение основано на соперничестве и требует постоянного “выигрышного” сравнивания себя с другими, то сатанинская гордость не допускает даже и существования достойного соперника. Это скорее чувство своей несравнимости ни с кем. Гордость — самообожествление, в котором человек становится одновременно идолом и жрецом своего раздутого до необъятных размеров “эго” — всеядного себялюбия. Если у любви имеется антипод, то это гордость. Двух богов не может существовать, поэтому гордый или отрицает, или ненавидит Бога. Гордому, как сатане, кажется, что он по природе божество или же, как Адаму, кажется, что Бог отнял у него его права (дал во владение Эдем, а затем отнял все лучшее, что есть в Эдеме, будь то вещественный предмет или способ к быстрому духовному росту и могуществу — все равно).

Гордое сердце не может принять благодати. Гордый ум считает, что он не нуждается в помощи Божией. Гордая душа не способна любить своего Создателя. Гордый ненавидит своего благодетеля и отплачивает злом за добро именно потому, что не хочет быть благодарным никому. Помощь других он воспринимает как свидетельство своей слабости, поэтому не прощает добра, когда-либо сделанного ему.

Раскол — порождение гордыни, поэтому гордый чувствует в расколе родной ему дух. Под видом борьбы за правду он мстит своей матери — Церкви — за те благодеяния, которые получил от нее. Сатана ненавидит человеческую душу, потому что Господь любит ее, как Свой образ и подобие. Сатана борется с Богом в человеческом сердце, он мстит Богу за свое поражение тем, что уловляет в свое темное царство души людей, созданных для Неба. Раскол — это скрытая месть Богу через борьбу с Церковью, Невестой и Любовью Бога. Если семь главных страстей происходят от слабости человеческой воли, то восьмая по счету и первая по значимости — гордость — это начало грехов и любовь ко греху. Все грехи дают место в сердце человека демону, но грех гордости саму душу делает демоноподобной.

Структурный принцип Небесной и земной Церкви — это иерархия, и поэтому благочестие прежде всего проявляется в отношении к иерархии, которая должна оставаться незыблемой и неповрежденной, чтобы Церковь была живой. Иерархию можно сравнить с нервной системой, через которую осуществляется единство человеческого организма, контролируется деятельность каждой клетки и координируются физиологические процессы: кости и ткани, вырванные из тела, обречены на гниение, они превращаются в тлен и смрад. В окружающей нас природе мы видим не хаос, а порядок — физические и энергетические структуры, подчиненные точным законам. Если бы лишь одна звезда (планета) изменила свой путь, то это повлекло бы за собой цепь катастроф космического масштаба. Ядерный взрыв с его разрушающей силой и выбросом радиации — это следствие искусственного разрушения внутриатомной структуры. Макро- и микромиры с инженерно-математической точки зрения представляют собой единый, совершенный механизм. Неодушевленная материя подчинена законам, данным ей Творцом. А разумное создание — человек, предназначенный для вечности, восстает против духовных законов, ломает структуру Церкви, ради которой создан мир. Злая воля превращает разум в оружие, которым человек поражает самого себя. Обратимся опять к примеру человеческого организма: раковая опухоль — это клетки, неспособные воспринимать импульсы нервной системы, вышедшие из-под ее управления и контроля и ставшие агрессивными по отношению к соседней здоровой ткани. Эти больные клетки, отторгнувшись от жизненного единства, стали захватчиками и убийцами организма, который произвел их.

Раскольники, принявшие духовную жизнь в Церкви и от Церкви, восстали против нее и, будучи сами обречены на духовную гибель, стараются поразить своей ложью, точно метастазами рака, и другие души.

Раскол борется не с метафизическим миром зла,— он как будто забывает о нем,— а с людьми, приписывая им все неурядицы и несчастья. Для раскольников характерна одна черта: они не могут спокойно разбирать проблему и выслушивать противоположные их мнению утверждения, они постоянно срываются на брань, осуждение или насмешки, как будто хотят выплеснуть на собеседника, точно желчь, накопившееся в их душах раздражение.

Священномученик Киприан указывает на одну из главных причин раскола — оскудение любви. Это мертвенность сердца, которая породила фарисейство с его формализмом и двуличием. Это подделка под святость и внутренняя отчужденность от Бога, это маска благочестия. Один из богословов сказал: демон — падший ум; у демона нет ни души, ни сердца, вместо души у него черное пламя ада, вместо сердца — пустота, холодная как лед.

Раскол — это паралич сердца, законченная гордыня, отчаяние восставшего Денницы. Если древние фарисеи считали себя оскверненными прикосновением к их одежде не принадлежавшего к фарисеевой секте человека, то раскольники — новозаветные фарисеи — считают себя осквернившимися не от толпы на улице или на рынке, а от самой Церкви Христовой, которая освящает мир.

Святой Киприан произносит слова, звучащие подобно обличительному гласу пророка Илии: “<Раскольник> христианином называет себя так же ложно, как и диавол часто называет себя ложно Христом” (Там же. С. 189). Значит, раскольник хуже язычника и неверующего: те родились нищими, а этот имел царство и потерял его, имел священство и предал его. Преподобный Макарий Александрийский слышал от Ангела, что самые страшные муки в аду приготовлены священникам блудливым и монахам лицемерным, а блуд и отпадение от истины у пророков были синонимами. Монах, поправший свои обеты, это прежде всего монах, отвергший церковную власть — обет послушания; крайней степенью этого греха является восстание против епископа. Раскольник ложно носит имя христианина; значит, каждый раз, когда раскольник называет себя этим именем, он лжет, а когда называет себя рабом Божиим, то лицемерит и молитва раскольника, становится ему, по слову Псалмопевца, в грех (Пс. 108, 7). Раскольника нельзя назвать христианином, как труп нельзя назвать человеком.

Многие мученики на требование языческого судьи назвать их имена, отвечали только: “Мы — христиане”. Перед именем христианина, как ученика Христа и причастника Духа Святого, меркнут все человеческие имена, как звезды — перед светом солнца. Господь сказал: Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах, а святитель Киприан открыл нам, что раскольник потерял имя христианина: “Как диавол не есть Христос, хотя и обманывает Его именем, так и христианином не может почитаться тот, кто не пребывает в истине Его Евангелия и веры” (Там же).

Чтобы психологически раздавить узника в концлагере, его лишали человеческого имени и называли по номеру, который был пришит на его спине. А раскольник сам лишает себя высшего из всех имен на земле — имени христианина. Номер на спине узника означает, что для заключенного закрыты ворота в мир, что он лишен свободы и стал человеком-вещью. Для раскольника потеря имени христианина означает, что для него закрыты ворота в Царство Небесное, а если он называет себя христианином, то лжет и ворует это имя, на самом деле раскольник —люциферианин, так как повторил отступничество Люцифера.

Вместе с именем христианина раскольник теряет все, что получил в Церкви, и выходит из нее голый, как бес. Сатана, как известно, увлек в раскол треть ангелов. Имена раскольников, последовавших за сатаной, к какому бы времени они ни относились, исчезают и гаснут, как падающие звезды. Правосудием Божиим они навечно вычеркнуты из вечности.

Святитель Киприан говорит о том, что раскольники потеряли самое главное — любовь, то, что является сердцем Евангелия. Все Священное Писание вмещается в двух заповедях — любви к Богу и людям. Раскольники не могут исполнить первой из них, так как Бога можно любить только Духом Святым. Душевная, разгоряченная, неочищенная от крови и плоти (Ср.: 1 Кор. 15, 50), любовь, наполняющая ум мечтаниями, а сердце — темным наслаждением, недостойна Бога. Невозможно, отрицая Духа Святого через отрицание Церкви, в то же время любить Духом Святым Бога — это самообман. И так же невозможно, отвергая Церковь, духовно любить человека. Церковь и душа человека являются подобием Святой Троицы, только Церковь — идеальное подобие, а душа — подобие как возможность. Воцерковление человека — это приближение его души к идеалу, это отражение Церкви в его душе. Нам могут возразить, что и у раскольников существуют такие добродетели, как милостыня, помощь бедным, забота о больных. Однако милосердие раскольников почти всегда ограничивается их общиной и тем кругом людей, которых они хотят привлечь к себе. Добро раскольников имеет или рассудочно-расчетливый, или эмоционально-душевный характер. Когда раскольники убеждаются в том, что человек не поддается на уговоры, то их “добро” переходит или в хроническую неприязнь, или в равнодушие. Сочувствие к несчастным быстро испаряется. “Не хотели быть вместе с нами — пусть помогает вам ваша Церковь”,— как бы с затаенным злорадством говорят они. Духовная любовь, которая объемлет всех, которая не зависит от национальных, конфессиональных и других различий, раскольникам недоступна. Потеряв Церковь, они потеряли способность к христианской любви: она стала для них внутренне чуждой и непонятной; поэтому священномученик Киприан и говорит, что в расколе даже не помышляют о любви.

Он пишет: “…не могут пребывать с Богом не восхотевшие быть единодушными в Церкви Божией” (Там же).

“Пребывать с Богом” — это значит быть в благодати Божией. Здесь, на земле, душа соединена с благодатью — даже у святых — временно, как, например, соединена теплота с нагретым в огне железом — поэтому благодать можно и потерять. В Будущей Жизни благодать будет соединена со спасенными навечно и субстанциально (существенно): неслитно с их природой, но неотделимо от нее. В Будущей Жизни уже не может быть потери благодати, напротив, только постоянное приобретение и возрастание в ней — это вечное приближение образа к своему Первообразу, подобия — к своему бесконечному идеалу, это вечное поступательное движение к Богу, которое не имеет конца, так как Божество абсолютно и неисчерпаемо. Человек становится нерукотворным храмом Бога, но для этого он должен подчинить свой ум учению Церкви, которая имеет ум Христов, покорить сердце свое благодати, пребывающей в Церкви, названной в Священном Писании “Невестой Христовой” (вечной Любовью Христа). Церковь имеет Дух Христа, обитающий в ней, как в Его мистическом Теле, поэтому отвергающий Церковь отвергает Христа. Вне Живого Христа невозможно спастись одной личной аскезой и исполнением заповедей, да и заповеди вне Церкви исполнить невозможно: они перестают быть фактором внутренней жизни человека и становятся внешним формальным предписанием.

Святитель Киприан пишет, что раскольники “хотя бы они, быв преданы, сгорели в пламени и огне или испустили дух свой, будучи брошены на снедь зверям, однако и это не будет для них венцом веры, но будет наказанием за вероломство, не будет славным окончанием благочестивого подвига, но исходом отчаяния” (Там же). Хотя бы раскольники испытали те же страдания, что и христианские мученики во время гонений языческих царей, хотя бы их сжигали на медленном огне или бросали на растерзание диким зверям, однако их кровь не станет для них царственной мантией победителей; огонь, сжигающий их тела, не сможет очистить их сердца от греха духовной гордыни; зубы зверей не явятся для них знамением спасенных, перед которыми Херувим, стерегущий врата Эдема, опустит свой меч.

Мученичество — это непоколебимая печать верности. А раскольники оказываются верными до крови и смерти греху отступничества, значит, — верными сатане. Демон — самоубийца, его бытие — это вечно продолжающаяся смерть. Раскольник, если он не покаялся, тот же самоубийца, потому что он повторил грех демона — отпадение от Церкви. Мучение для раскольника является не вторым Крещением, а агонией смерти и началом вечных мук. Для него было бы меньшим злом во время гонений отречься от своей веры — от ложного образа Христа (а на самом деле — антихриста, который, борясь с Церковью, присвоил себе имя Христа). Может быть, в оставшееся время жизни отступник от Церкви принес бы покаяние в грехе раскола, а затем — идолопоклонства и, смирив свой дух, примирился с духовной матерью — Церковью, которую он раньше оскорблял, как блудницу, и в лицо которой плевал словами клеветы. Однако приняв смерть за свое ложное исповедание, раскольник с гордо поднятой головой направится в преисподнюю на пир демонов. Ангелы радуются о смерти мучеников и возносят души их в обители рая, но отвращаются от мучительной смерти раскольника, как от веревки, на которой повесился Иуда.

Может ли угодить Богу тот, кто, прославляя устами Христа, одновременно вонзает клинок раскола в Его Тело — Церковь? Разве может угодить царю тот, кто поклоняется властелину и в то же время бесстыдно разрывает одежду его невесты, разве награждается воин, который обратил оружие против своих же собратьев?

Святитель Киприан, указывая на слова Спасителя о том, что в любви к Богу и людям заключается, как бы сокращенно, все Священное Писание, открывает нам нравственную бездну раскола. Он категорически утверждает, что в расколе нет и не может быть любви, ибо подлинная любовь стремится к единству: “Какое же соблюдает единство, какую любовь хранит или о какой любви помышляет тот, кто, предавшись порывам раздора, рассекает Церковь, разрушает веру, возмущает мир, искореняет любовь, оскверняет Таинство?” (Там же. С. 190).

Гордость иссушает любовь. Раскольник поставил себя судьей над Церковью и вынес ей жестокий приговор. Недавние братья по вере стали вдруг для него “невеждами и заблудшими”. Любовь — это особый дар благодати Божией; кто потерял благодать, тот потерял истинную любовь. Раскольник, повторим, принимает за любовь свое разгоряченное воображение, голос крови и страстных эмоций, но о духовной любви, по словам священномученика Киприана, он даже помыслить не может.

Святые Отцы называли гордого сатану “древним злом”; святой Киприан почти теми же словами говорит о раскольниках: “Давно… началось это зло” (Там же)… а апостол Иоанн Богослов в своем послании пишет, что предстоятель одной из христианских общин разгордился до того, что не только не принимает его самого (то есть апостола Иоанна) и его учеников, но и воздвиг на них гонение (см.: 3 Ин. 1, 9–10). Апостол Иуда сравнивает людей, не сохранивших единства веры, с падшими духами, покинувшими места свои, которые отвергают начальства и злословят высокие власти (Иуд. 1, 8).

Слова апостола Павла о развращении людей в последние времена (см.: 2 Тим. 3, 1–9) священномученик Киприан относит прежде всего к раскольникам. Раскольники, противостоящие Церкви и ее иерархии, подобны египетским волхвам Ианнию и Иамврию, которых фараон (образ демона) послал на борьбу с Моисеем. В 3 главе Первого послания “апостола языков” к Тимофею подробно разбираются психологические основы раскола, те страсти, которые подтачивают веру в Церковь, подтачивают, как термиты — здание. Термиты огромными стаями день и ночь невидимо и неустанно грызут под землей фундамент, и здание, внешне весьма прочное, неожиданно падает как бы под собственной тяжестью.

Апостол Павел пишет, что эти люди… невежды в вере (2 Тим. 3, 8); здесь вера рассматривается как внутренняя интуиция — способность проникновения в духовный мир и умение отличать в этом мире свет от тьмы, истину от лжи. Среди раскольников и еретиков древних и новых времен были люди, обладавшие обширной эрудицией, — Ориген, блестящим знанием философии, — Апполинарий, личным подвижничеством, — Полихроний и Несторий, красноречием, — Арий, трудами по экзегетике, — Феодор Мопсуетстский и т. д. Но они, не будучи включенными во внутреннюю жизнь Церкви, не покоривши ей свой ум, оказались похожими на безумца, наносящего острым мечом раны самому себе и думающего при этом, что он поражает врагов.

Святой Киприан пишет: “Предсказанное <апостолом Павлом> исполняется, и с приближением кончины века являются уже таковые люди и настают такие времена” (Там же. С. 191). Из Священного Писания мы знаем о двух потопах: водном — при Ное — и огненном — долженствующем быть при конце мира. И одному, и другому предшествует иной потоп — нечестия и греха, достигших необычайных размеров; можно сказать, что потоп греха материализуется в мировые катастрофы и катаклизмы. Православные храмы остаются островками среди этого потопа — словно вершины гор, которые еще высятся над темной бушующей стихией. Но демон, как стратег, продумывает план войны: демон хочет разрушить стены крепости Православия изнутри, поэтому, повторимся, раскол подобен мятежу в осажденной крепости: ее защитники должны биться одновременно и с внешними, и с внутренними врагами.

Святой Киприан пишет: “…да не колеблет и не смущает нас крайнее и неожиданное вероломство” (Там же. С. 191). Кто вчера был другом, сегодня стал врагом, тот, с кем вчера вместе стояли у престола, покинул его, как перебежчик во время боя покидает полковое знамя, перед которым он давал присягу, и которое он должен был защищать до смерти. Тот, с кем недавно причащались из одной Чаши, теперь отрицает Таинства Церкви, и для него эта страшная таинственная Чаша уже не более свята, чем кухонная посуда. Некоторые современные раскольники боятся прямо сказать это: одни из них заявляют, что они не знают, есть ли в Церкви благодать, но — тогда зачем они ушли от Церкви? Другие говорят, что, может быть, в Церкви существует благодать, но меньшая, чем в их общине. Однако в таком случае они становятся на экуменическую позицию: говоря о различных конфессиях как о ветвях на общем стволе христианства, они совершают то, против чего сами горячо выступали и ненавистью к чему оправдывали свой раскол — так противоположности сходятся. Но на самом деле, отрицая Церковь, они отрицают благодать, действующую в ней, и поэтому, отвернувшись от Престола, отвергают Того, Кто пребывает на нем.

Добрый человек, будучи обманутым по своей простоте, может случайно оказаться в расколе, но находиться в нем долго ему не даст его собственная совесть — этот таинственный голос духа; такой человек не вынесет смрада раскольничьих собраний — той духовной тяжести, тех демонических сил, которые заставляют душу тосковать и как бы сжиматься от боли в предчувствии вечной гибели. К таким людям обращается святитель Киприан: “Если же спасительный совет не может возвратить на путь спасения некоторых вождей раскола и виновников несогласия, пребывающих в слепом и упорном безумии, то, по крайней мере, вы, уловленные простодушием, или завлеченные обманом, или обольщенные какою-либо ловкою хитростию,— расторгните коварные сети, познайте правую стезю Небесного пути” (Там же. С. 196). И сделать это надо немедля: так человек во время пожара должен покинуть горящее здание, не думая о своем имуществе, чтобы не оказаться погребенным под упавшей кровлей. Священномученик Киприан пишет: “Возлюбленнейшие братья, советую и убеждаю, чтобы никто… не погибал” (Там же). Вся жизнь этого святителя была посвящена служению Церкви, борьбе против сатанинских сил за каждую человеческую душу, он действительно жил для того, “чтобы никто не погибал”. Для этого он принял сан епископа, для этого писал послания, как бы горящие огнем его собственного сердца, для этого бесстрашно исповедовал перед язычниками православную веру и мужественно принял смерть, засвидетельствовав истину мученичеством — “чтобы никто не погибал”.

Господь назвал фарисеев слепыми вождями (см.: Мф. 23, 16). Ветхозаветные и новозаветные фарисеи скрупулезно рассматривают каждое правило, но видят только словесную оболочку, так как забывают, что основа всех канонов, заповедей и пророчеств — это любовь к Богу и людям.

Господь говорит о внутренних очах сердца (см.: Еф. 1, 18). Очи веры — таинственное и сокровенное зрение — это не Православие внешних правил (хотя и оно необходимо), а Православие сердца, которое образуется через аскезу всей жизни, особенно через подвиг послушания и смирения. Гордость ненавидит послушание; по словам праведного Иоанна Кронштадтского, “она не может сгибать ни перед кем свою медную выю”. “Кого слушаться? — с презрением спрашивает духовный гордец. В наше время слушаться некого” (единственное-де исключение — он сам). “Кого слушаться?” — спрашивает раскольник. “Как кого слушаться, слушайся меня”,— отвечает диавол. “Где теперь духовные отцы!” — восклицает раскольник. “Я давно твой духовный отец”,— говорит демон — этот черный епископ раскола.

Священномученик Киприан пишет: “Бог один и один Христос, одна Церковь Его и вера одна и один народ, совокупленный в единство тела союзом согласия” (Там же. С. 197). Так всегда верила Вселенская Церковь. “Единство не должно дробиться; также не должно дробиться и одно тело… все, что только отделилось от жизненного начала, не может… жить и дышать особою жизнию” (Там же). Если экуменизм мы сравним с наростом или опухолью на теле, на определенной стадии переходящей в рак, то раскол — это уже разлагающийся труп.

Святитель Киприан пишет: “Пусть никто не удивляется… что даже некоторые из исповедников доходят до того же <раскола> и потому столь же нечестиво и тяжко согрешают” (Там же. С. 193). Исповедник — тот, кто пострадал ради веры во Христа, но не был предан смерти. Такие люди пользовались особым уважением в Церкви, к их голосу прислушивались на соборах, их просьбы о прощении грешников, особенно ходатайства о принятии в евхаристическое общение “падших” (отрекшихся от Христа во время гонений) обычно учитывались и исполнялись иерархами: кровь исповедников будто смывала темные пятна позора падших и умоляла Бога о милости к изменившим Ему. Но “исповедание не освобождает от козней диавола и находящемуся… в сем мире не доставляет всегдашней защиты от искушений, опасностей, нападений и ударов века” (Там же). Напротив, грех исповедника становится особенно тяжким, так как служит причиной соблазна для многих душ именно из-за славы исповедника, как героя веры, который претерпел оковы, ссылки, темницы и пытки ради Христа. Чем выше поднимается подвижник духовно, тем более радостно для бесов его падение. Прошлые заслуги не спасают раскольника от наказания, а только усугубляют его. Если воин отличившийся на войне, затем составит заговор против своего государя, то его будут судить не как героя, а как изменника. Святитель Киприан пишет: “Он — исповедник Христов, но только в таком случае, если чрез него не хулится потом величие и достоинство Христово. Язык, исповедавший Христа, не должен быть злоречив и сварлив; не должен произносить злословий и ругательств; не должен после хвалебных слов изрыгать змеиного яда на братьев и священников Божиих” (Там же. С. 195). Здесь священномученик Киприан указывает на грех, который тайно располагает сердце человека к расколу: это грех осуждения. Когда он превращается в страсть и привычку, то властно и постоянно требует себе все новой пищи, а в расколе приготовлены для него самые лакомые блюда. Раб своего языка находит в расколе целую кухню злословия, где в котлах варятся, как мясо, чужие грехи, обильно приправленные клеветой.

В заключительной части книги святитель Киприан призывает паству исполнять заповеди Евангелия, помогать неимущим и хранить между собой мир и единство. Раскол, как удар грома и предвестник будущих испытаний, должен пробудить верующих от “сна лености” (ср.: Притч. 19, 15). Сеть раскола, которой диавол хочет опутать Церковь, как гладиатор своего противника, уловляет только надменных, а к смиренным диавол не может даже и прикоснуться. Господь перед Своими страданиями сказал ученикам: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин. 14, 27).

Святитель Киприан пишет: “В сохранении мира Он <Христос> заключил все дары и награды Своих обетований” (Там же. С. 197). Мир, любовь и единство — наследие Христа. Церковь — это царство Духа Святого — Духа мира, это сокровищница любви Христовой, духовное единство по образу единства Святой Троицы. В таинственной книге Библии “Песнь Песней” под именем Невесты подразумевается Церковь Христова, а также человеческая душа, которая через Церковь становится Невестой Христа — Его вечной Любовью.

Следует еще раз повторить, что если бы книгу священномученика Киприана “О единстве Церкви” можно было сократить до нескольких слов, то этими словами стало бы древнее апостольское изречение (цитированное и самим карфагенским святителем): “Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец”.

Если бы биение сердца священномученика Киприана зазвучало как речь, обращенная к его пастве и потомкам, то это был бы завет: “Любовь — в единстве, и единство — в любви”.